Тайна перстня Василаке - Страница 36

Однако морж оказался умнее, чем я думал. Зверь, вероятно, понял: человек попался бедный, он вдруг отцепил клыки от планшира шлюпки, качнул ее пару раз, видимо, в знак благодарности, и исчез в глубине моря.

ВАСИЛАКЕ НУЖНО ДОСЬЕ

— Садись к столу, «начальник»! — улыбнулся господин Василаке. — Так, кажется, называл тебя наш незабвенный капитан Зайков в одна тысяча затертом году. — Наконец-то свиделись! — Василаке проделал некую манипуляцию на пульте, стоящем на полированном столике. И мгновенно гостиная начала преображаться: опустились из невидимых ниш легкие портьеры, закрыв наглухо резные венецианские окна, вспыхнул мягкий голубоватый полусвет, все предметы в кабинете словно приобрели иные очертания. Чуть слышно заурчали кондиционеры, и в гостиную буквально хлынул освежающий морской бриз.

Потом Василаке властным тоном сказал в невидимый мне микрофон несколько фраз, перешел ближе к мягким креслам с высокими спинками, жестом поманил и меня к себе. Удобно развалясь в креслах, мы вновь в упор взглянули друг на друга. Господин Василаке вблизи показался мне милым и вполне миролюбивым господином. Изучающе смотрел на меня, пряча улыбку. И рухнула стена между нами. Мне показалось, что не было за спиной тридцати лет разлуки, как не было роскошного замка, апельсиновых рощиц, моря цветов. По-прежнему сидели в тесном кубрике два симпатизирующих друг другу члена экипажа зверобойного судна — заезжий журналист и помощник моториста, недавний узник концлагеря Вася-грек.

— Ну, чего молчишь, рассказывай! — приказал Василаке.

— Не знаю, с чего начать, — признался я. — Кино у нас недавно шло. Про шпионов. «Как вас теперь называть?» — Фраза далась с трудом. Со времен Чехова мы пытаемся по капле выдавливать из себя раба, но… как были рабами, так и остаемся. Да и о какой свободе можно говорить, если всю жизнь дрожали от страха за свои шкуры, ибо тебя в любую минуту могли взять за шкирку и упечь на крайний север. «Был бы человек, а статья найдется!» — говорили в народе.

Честно говоря, только теперь я окончательно заробел. Куда девалась моя независимость, которой втайне гордился? Но кто осмелился бы бросить в меня камень, попав в столь странную историю?

— Как меня называть? — весело сказал Василаке. — Так и зови, как прежде, Вася-грек. Это даже экзотично. — Василаке наклонился в мою сторону. — Поверишь, Дылда, страшно надоели льстивые заискивания, притворство, поклоны. Боятся моей власти, моих денег, а я, не в пример вашим российским, не лезу в государственные органы, к теплому пирогу. Зачем? Из тени ярче виден солнечный свет и лунное затмение. — Василаке взглянул на меня: как реагирую? — А ты, Дылда, молодец, каким был, таким и остался. В наше время это редкость. Люди, как амебы, приспосабливаются к любым условиям. А ты, кажется, каменных хором за эти годы не нажил и счета в банке не имеешь.

— Все ты про меня, Вася, знаешь, даже неинтересно, нечего рассказывать. Нищий и есть нищий, даже если над головой имеется крыша.

— Слушай, Дылда, — спохватился Василаке, — как это в России говорят, «соловья баснями не кормят». Наверное, голоден?

— Не отказался бы от рюмочки коньяка и сладкого яблока.

— Пошли со мной, пообедаем, заодно, в спокойной обстановке и перетолкуем по душам. У нас есть, что вспомнить.

— Еще бы, целая жизнь промелькнула.

— Как тебе мои апартаменты? — Василаке на мгновение выглянул из своей сановитой «скорлупы», став обычным земным человеком. Почему бы ему и не похвалиться?

— Глядя на твою роскошную виллу, я, брат, вспомнил шикотанскую гостиницу, продуваемую насквозь, огромных японских тараканов, нашу первую встречу, знакомство с капитаном Зайковым. Счастливое все-таки было время!.. кстати, Вася, а этих господ, — я кивнул на дверь, за которой ждали меня адвокат и Миша-островитянин, — ты на обед не приглашаешь? — Можно было об этом и не спрашивать, но почему бы лишний раз не прояснить отношение босса к «шестеркам»? — Скажите, а они…

— Опять «выкаешь»? Мы же договорились! — мягко укорил меня Василаке. — А твои земляки подождут, им не к спеху. И в холле им есть, чем заняться. — Василаке спокойно отмахнулся от «новых русских», как от назойливых мух. Хозяину я, видать, понравился. Он ударил меня легонько по плечу. — Представляешь, как я рад тебя увидеть. К счастью, ты мало изменился, правда, раздобрел на худых харчах, а глаз все тот же — острый, не знаю — журналистский или зверобойный, да и седины явной не примечаю, а меня кое-где пробивается. — Господин Василаке погладил ладонью раздвоенный подбородок. Я заметил, что он машинально проделывал этот жест перед тем, как «выдать» важную фразу. — Писателем стал. Читал, читал твои опусы. — Завидев, как вытянулось мое лицо, признался: — Давно слежу за тобой, за твоим творчеством. Мои люди в Москве осторожно и ненавязчиво наблюдают за ростом писателя Банатурского. Даже кое в чем, признаюсь, посильно помогают.

— Помогают? — я, как последний жалкий пижон, разинул рот. Вот чего не ожидал, так не ожидал: Василаке интересовался моим скромным творчеством. Я-то, дурак, считал, что судьба повернулась ко мне сияющим ликом. Подумать только: за семь лет издать пять книг. Это либо талант, либо везение, либо… А что если жадные до валюты издатели были благосклонны к моим книгам из-за тайной опеки Василаке? В этом обязательно следовало разобраться. Если меня и впрямь материально опекали, то романы мои гроша ломанного не стоят.

— Не прибедняйся, дорогой начальник. К примеру, роман «Черный передел» отменно хорош, правдив, заграничному читателю показывает, что же в самом деле сталось с Россией. — Василаке доставляло особое удовольствие разыгрывать передо мной роль доброго волшебника, владеющего этой самой волшебной палочкой.