Тайна перстня Василаке - Страница 59

И гость не заставил себя долго ждать. Крепко выпив, хорошо закусив, Блювштейн зачем-то положил в чистую салфетку здоровенный кусок фаршированной щуки, оставшейся от ужина, сунул в карман, чем несказанно удивил меня. Наконец, промокнув губы салфеткой, отодвинул тарелки, обратился ко мне:

— Послушайте, писатель, вы, кажется, тот человек, за которого себя выдаете! Это странно в наши дни, но это так. Вы — редкость.

Я пожал плечами. Бояться было пока нечего. Да, я — писатель Банатурский, приехал по приглашению на Кипр. Все правильно.

— Я люблю рисковать, но, заметьте, очень не люблю проигрывать. Прошу подумать над тем, что я сказал.

Мне захотелось закрыть глаза и расслабиться. В который раз, на собственной шкуре, убедился я в библейской мудрости: «Пути Господни неисповедимы». Абсолютно ничего нельзя загадывать вперед не только на год, но и на минуту. Наша жизнь состоит не только из души и тела, но также из взлетов и падений, неожиданностей и сюрпризов. И еще я подумал о бесполезном своем литературном труде. Не один десяток лет по крупицам собирал материалы для своих книг, порой «высасывал сюжеты из пальца», фантазировал, анализировал, придумывал. И… казалось, выдохся. Подумывал о том, что пора заканчивать литературный труд. И вдруг Великий Некто легко взял меня за шиворот приподнял над грешной землей, как котенка, швырнул в самую гущу событий, в скопище криминальных деятелей, связанных с огромным невидимым фронтом. И глазам моим начала открываться картина «третьего мира», как говорят о себе преступные сообщества. Мало того, меня из «американского наблюдателя» решили сделать участником закулисных торгов. Сам писал в книгах: «Новичку дают в руки пистолет и приказывают выстрелить в уже убитого человека. Зачем? Чтобы запятнать себя кровью».

Все это было страшно, противно, но и… заманчиво. Я еще толком не знал, как поступлю в будущем со своим «кипро-израильским багажом», не знал, каким боком выйдут из меня все эти адвокаты, Блювштейны, Миши и Василаке. Но… время не останавливается. Посему самое разумное положиться на русское авось: все, что ни делается, либо от бога, либо от дьявола. А может, на излете жизни судьба и Всевышний уготовили мне последний дар? И нечего размышлять об опасности, о смерти. Ведь это такая штука, что достанет тебя раньше или позже, молодого или старого.

— Слушай, земляк, — неожиданного спросил меня Блювштейн, — у тебя какой автомобиль?

— Двухколесный! Я серьезно говорю. Труд у меня сидячий, геморройный, и мое средство передвижения помогает избегать профессиональной болезни.

— Велосипед, что ли? — запоздало догадался Миша-островитянин, чем вызвал откровенные улыбки на лицах Блювштейна и адвоката.

— И правильно! Разумно! — Блювштейн, словно юла крутанулся на каблуке. — Велосипед — здорово! Тренируются абсолютно все мышцы, но… нужно не только физическое совершенство: каждый порядочный, уважающий себя и других человек, тем более — писатель, тем более, знакомый с такими «крутыми» ребятами, как мы, обязан иметь хорошие современные «колеса». Для передвижения, для форса, наконец, для куража. Кстати, Банатурский, сколько в ваших старососненских «палестинах» стоит сейчас приличное импортное авто?

— Приличное? Точно не скажу, но, наверное, «лимонов» сорок! — наобум ответил я, ибо никогда ценами на автомобили не интересовался, у меня и без авто финансы постоянно «пели романсы». Однако я насторожился: «Зачем Блювштейн спрашивает меня об этом?» Наверняка меня вновь будут «покупать», в который раз! Оказывается, я еще что-то стою. «Тише, тише, друг, — успокоил я себя. — Не нужно погонять коней без нужды».

— Сорок «лимонов»! — откровенно изумился Блювштейн. — Вы слышите, компаньоны? Шкуру дерут спекулянты с бедных россиян! В пересчете на доллары по курсу, это… — Блювштейн мигом определил настоящую цену. — У нас, выходит, можно купить «колеса» раза в два дешевле.

— К чему мелочиться? — вставил адвокат. — Главное, уметь держать «лицо».

— Ты, как всегда, прав! — Блювштейн вынул из кармана пиджака кожаный бумажник, достал чековую книжку, что-то написал на листке, оторвал, протянул мне. — Примите, уважаемый, мой скромный аванс, получите вторую половину и купите себе, наконец, автомашину.

— Аванс? — Чего-чего, а этого я никак не ожидал. — Извините, но обычно в долг я не беру. И просто так тоже денег не принимаю.

— Вы слышали, парни? — Блювштейн впервые глянул на меня серьезно. — Ответ, достойный крупного писателя, человека, которого в России издавна называют «инженером человеческих душ». Гордость! Великое чувство, но… эти деньги — не подачка, это скромная дань вашему литературному таланту. Помните, в Библии: делись с ближним, и с вами поделятся. — Блювштейн ловко подцепил вилкой скользкую оливку, но в рот класть не спешил. — Вы когда-нибудь держали в руках чек на крупную сумму?

— Каждый день держу… В булочной, в гастрономе.

— Браво! С вами не соскучишься! — Блювштейн отложил вилку. — Давайте серьезно. Я и мои друзья считают: вам, нашему гостю, обязательно нужно купить приличное, но не бросающееся в глаза авто.

— Очень вам признателен, но… в рождественские подарки что-то слабо верю. В доброго дядюшку из-за океана тоже. Деньги платят за товар, либо за услуги, а я…

— Умный мужик, а! — восхищенно произнес Блювштейн.

— Хорош крутить! — неожиданно грубовато оборвал Блювштейна Миша-островитянин. — Объясни, за что платишь.

— А кто сказал, что я намеревался это объяснить? — притворно всплеснул руками Блювштейн. — Деньги незаработанные — это не деньги, а крохи. — Гость придвинулся ко мне вплотную. — Итак, вы имеете честь проживать в городе металлургов Старососненске?